Масоны - Страница 71

- Да, он карабинер и теперь уж майор! - продолжала Миропа Дмитриевна. Он, бедный, последнее время был чрезвычайно болен и умоляет вас посетить его. "Если бы, говорит, доктор мне позволил выходить, я бы, говорит, сию же минуту явился к Егору Егорычу засвидетельствовать мое уважение".

- Зачем же?.. Не нужно!.. Я сам у него буду!.. Чем он и отчего заболел? На вид он такой могучий и крепкий!..

- Он простудился на похоронах у Людмилы Николаевны!.. Когда у адмиральши случилось это несчастие, мы все потеряли голову, и он, один всем распоряжаясь, по своему необыкновенно доброму сердцу, провожал гроб пешком до могилы, а когда мы возвращались назад, сделался гром, дождь, град, так что Аггей Никитич даже выразился: "Сама природа вознегодовала за смерть Людмилы Николаевны!"

Миропа Дмитриевна рассказывала все эти подробности не без задней мысли. О, она была дама тонкая и далеко провидящая.

- Поэтому я еще более обязан быть у него! - воскликнул Егор Егорыч. Вы родственница Аггея Никитича?

При этом вопросе Миропа Дмитриевна несколько сконфузилась.

- Нет, я друг его и друг старинный!.. Он был дружен с моим покойным мужем, а потом и я наследовала эту дружбу! - объяснила она весьма вероподобно.

- А где живет Аггей Никитич? - спросил Егор Егорыч.

- К сожалению, весьма далеко!.. В Красных казармах!.. Аггея Никитича очень тревожит, что вам беспокойно будет ехать такую даль.

- Нисколько, нисколько!.. Буду у него сегодня же в шесть часов вечера.

- И я буду у него в то же время! - сказала с удовольствием, но не без маленького смущения Миропа Дмитриевна.

- И прекрасно-с, поэтому au revoir!* - проговорил Егор Егорыч.

______________

* до свидания! (франц.).

Миропа Дмитриевна затем поднялась с своего места, сделала глубокий реверанс Егору Егорычу и удалилась.

Егор Егорыч после того отправился к Рыжовым, которых застал сидящими в своей душной квартире с неотворенными даже окнами.

- Что это, как вы заперлись совсем! - произнес Егор Егорыч, войдя к ним.

- Ах, я и забыла совсем об этом! - проговорила Сусанна. - А мамаше, я думаю, вредно даже сидеть в такой жаре! - присовокупила она и поспешила отворить окно, около которого сидела адмиральша.

Та бессмысленно взглянула на дочь, как бы не понимая, зачем она это делает, а потом обратилась к Егору Егорычу и сказала плохо служащим языком:

- Му-за пишет!

- Мамаша говорит, что мы сегодня получили письмо от Музы! - добавила после нее Сусанна.

- Она здорова? - спросил Егор Егорыч.

- Кажется, что здорова, и только нетерпеливо ждет нас! - отвечала Сусанна.

Егор Егорыч потер, по обыкновению, себе лоб.

- Когда ж вы думаете ехать? - сказал он.

- Я не знаю, как мамаша? - произнесла, потупляя глаза, Сусанна.

- Что мамаша?.. Мамаша почти ребенок, - в ней все убито! - бормотал полушепотом Егор Егорыч, воспользовавшись тем, что старушка отвернулась и по-прежнему совершенно бессмысленно смотрела куда-то вдаль.

- Вам надобно уезжать отсюда скорее и ехать со мной в Кузьмищево! продолжал бормотать полушепотом Егор Егорыч; но, видя, что Сусанна все-таки затрудняется дать ему положительный ответ, он обратился к адмиральше:

- Юлия Матвеевна, вы на этой же неделе должны уехать со мной в мое Кузьмищево, которое вы, помните, всегда так любили.

- А как же Сусанна? - спросила адмиральша.

- Я, мамаша, тоже с вами поеду! - отозвалась Сусанна.

- А Муза? - спросила адмиральша.

- За Музой мы заедем и возьмем ее с собой! - стал ей толковать Егор Егорыч. - Доктор, который живет у меня в Кузьмищеве, пишет, что послал сюда мою карету, и мы все спокойно в ней доедем.

При этом старуха как-то вдруг на что-то такое упорно уставила глаза.

- А Людмила так тут и останется! - проговорила она и громко-громко зарыдала.

Сусанна бросилась к ней, сжала ее в своих объятиях и уговаривала:

- Мамаша, успокойтесь!

- Людмила уже не здесь, не тут, а в лоне бога! - сказал почти строго Егор Егорыч, у которого у самого однако текли слезы по щекам.

Та мгновенно перестала рыдать.

- Ну, вината, вината, - проговорила она, будучи не в состоянии выговорить слово: виновата.

- Мы так поэтому и распорядимся! - отнесся Егор Егорыч к Сусанне.

- Так, хорошо, - отвечала она.

- А я сейчас еду к Звереву, который, говорят, был очень болен и простудился на похоронах Людмилы Николаевны.

- Непременно тут! - подтвердила Сусанна. - Он добрейший и отличнейший, должно быть, человек!

- Отличный! Это видно по всему, - согласился Егор Егорыч и полетел в Красные казармы.

В убранстве небольшой казарменной квартирки Аггея Никитича единственными украшениями были несколько гравюр и картин, изображающих чрезвычайно хорошеньких собою женщин, и на изображения эти Аггей Никитич иногда целые дни проглядывал, куря трубку и предаваясь мечтаниям. В настоящее время он был хоть еще и слаб, но сидел на диване, одетый по тогдашней домашней офицерской моде, занесенной с Кавказа, в демикотонный простеганный архалук, в широкие, тонкого верблюжьего сукна, шальвары и туфли. Когда Егор Егорыч вошел, Миропа Дмитриевна была уже у Зверева.

Поздоровавшись почти дружески с хозяином, Егор Егорыч раскланялся также с заметной аттенцией{214} и с m-me Зудченкою.

- Благодарю вас, что вы не отказались посетить меня... Я всю жизнь буду это помнить! - говорил между тем ему с чувством Аггей Никитич.

Егор Егорыч плюхнул на кресло.

- Прихворнули немножко?.. - сказал он, стараясь не подать виду, что он был поражен тем, до какой степени Аггей Никитич изменился и постарел.

- Очень даже прихворнул, - отвечал тот. - Около недели думал, что жив не останусь, и ужасно этого испугался, потому что мне пришла вдруг в голову мысль: а что, если я оживу в могиле?!. Понимаете, здоровяк этакий, пожалуй, не умрешь сразу-то... И что со мной было, передать вам не могу: во всем теле сделалась дрожь, волосы поднялись дыбом. Я рассказал об этом страхе доктору. Тот начал меня успокоивать: "Если, говорит, хотите, я вас вскрою". "Сделайте, говорю, милость, живот мне располосуйте и череп распилите".