Масоны - Страница 47

- Теперь вам, конечно, не до меня! - бормотал он. - Но когда же я могу приехать к вам, чтобы не беспокоить ни вас, ни Людмилу?

Этот вопрос поставил Юлию Матвеевну в чрезвычайно затруднительное положение.

- Видите... - начала она что-то такое плести. - Людмиле делают ванны, но тогда только, когда приказывает доктор, а ездит он очень неаккуратно, иногда через день, через два и через три дня, и если вы приедете, а Людмиле будет назначена ванна, то в этакой маленькой квартирке... понимаете?..

- Понимаю!.. - перебил ее Марфин, уже догадавшийся, что адмиральша и Людмила стесняются его присутствием, и прежнее подозрение касательно сей последней снова воскресло в нем и облило всю его душу ядом.

Он стал торопливо и молча раскланиваться.

- Я вам напишу, непременно напишу... Где вы остановитесь? - говорила ему адмиральша.

- У Шевалдышева, как и всегда, у Шевалдышева! - повторил своей скороговоркой Егор Егорыч.

По отъезде его для Юлии Матвеевны снова наступило довольно затруднительное объяснение с Сусанной.

- Но чем особенно больна теперь Людмила? - начала та допытываться, как только осталась вдвоем с матерью.

- Ах, у нее очень сложная болезнь! - вывертывалась Юлия Матвеевна, и она уж, конечно, во всю жизнь свою не наговорила столько неправды, сколько навыдумала и нахитрила последнее время, и неизвестно, долго ли бы еще у нее достало силы притворничать перед Сусанной, но в это время послышался голос Людмилы, которым она громко выговорила:

- Мамаша, позовите ко мне Сусанну!

Адмиральша, кажется, не очень охотно и не без опасения ввела ту к Людмиле, которая все еще лежала на постели и указала сестре на стул около себя. Сусанна села.

- А вы, мамаша, уйдите! - проговорила Людмила матери.

Старушка удалилась. Людмила ласково протянула руку Сусанне. Та долее не выдержала и, кинувшись сестре на грудь, начала ее целовать: ясное предчувствие ей говорило, что Людмила была несчастлива, и очень несчастлива!

- Что такое с тобой, Людмила? - произнесла она. - Я прошу, наконец умоляю тебя не секретничать от меня!

- Я не буду секретничать и все тебе скажу, - отвечала Людмила.

Тогда Сусанна снова села на стул. Выражение лица ее хоть и было взволнованное, но не растерянное: видимо, она приготовилась выслушать много нехорошего. Людмила, в свою очередь, тоже поднялась на своей постели.

- Я не больна, ничем не больна, но я ношу под сердцем ребенка, - тихо объяснила она.

Сусанна все ожидала услышать, только не это.

- Я любила... или нет, это неправда, я и до сих пор еще люблю Ченцова!.. Он божество какое-то для меня! - добавила Людмила.

Несмотря на совершеннейшую чистоту своих помыслов, Сусанна тем не менее поняла хорошо, что сказала ей сестра, и даже чуткой своей совестью на мгновение подумала, что и с нею то же самое могло быть, если бы она кого-либо из мужчин так сильно полюбила.

- Но я полагала, что ты любишь Егора Егорыча, - почти прошептала она.

- Нет, Марфина я никогда не любила!.. Он превосходнейший человек, и ты вот гораздо достойнее меня полюбить его.

Сусанна почему-то покраснела при этом.

- А Ченцов теперь здесь, в Москве? - спросила она робко после некоторого молчания.

- Не знаю, - отвечала Людмила, - он приезжал тут; но я ему сказала, что не могу больше видаться с ним.

- Как же ты это сказала, когда еще любишь его? - заметила по-прежнему тихо Сусанна.

- Я люблю его и вместе ненавижу... Но постой, мне очень тяжело и тошно!.. Не расспрашивай меня больше!.. - проговорила Людмила и склонилась на подушку.

Сусанна пересела к ней на постель и, взяв сестру за руки, начала их гладить. Средству этому научил ее Егор Егорыч, как-то давно еще рассказывавший при ней, что когда кто впадает в великое горе, то всего лучше, если его руки возьмут чьи-нибудь другие дружеские руки и начнут их согревать. Рекомендуемый им способ удался Сусанне. Людмила заметно успокоилась и сказала сестре:

- Теперь пойди, поразговори мамашу, а то я ее, бедную, измучила.

Сусанна тотчас же исполнила желание Людмилы и перешла к адмиральше, которую сильно волновала неизвестность, о чем сестры разговаривали.

- Тебе Людмила рассказала?.. - спросила она трепетным голосом.

- Рассказала, и мы вас просим об одном - не тревожиться и беречь себя!

- Что уж мне беречь себя! - полувоскликнула старушка. - Вы бы только были счастливы, вот о чем каждоминутно молитва моя! И меня теперь то больше всего тревожит, - продолжала она глубокомысленным тоном, - что Людмила решительно не желает, чтобы Егор Егорыч бывал у нас; а как мне это сделать?..

- Егора Егорыча нельзя нам не принимать! - сказала с твердостью Сусанна.

- Знаю и понимаю это! - подхватила адмиральша, обрадованная, что Сусанна согласно с нею смотрит. - Ты вообрази одно: он давно был благодетелем всей нашей семьи и будет еще потом, когда я умру, а то на кого я вас оставлю?.. Кроме его - не на кого!

- Не на кого! - подтвердила и Сусанна: в сущности, она из всей семьи была более других рассудительна и, главное, наделена твердым характером.

- Не внушишь ли ты как-нибудь Людмиле, а я не берусь, - сказала, разводя, по обыкновению, руками, адмиральша: увидав себе опору в Сусанне, она начала немножко прятаться за нее. Свою собственную решительность она слишком долго напрягала, и она у нее заметно начала таять.

- Я поговорю с сестрою! - успокоила Сусанна мать, и на другой же день, когда Людмила немножко повеселела, Сусанна, опять-таки оставшись с ней наедине, сказала:

- Мамашу теперь беспокоит, что ты не хочешь встречаться с Егором Егорычем.

- Да, мне стыдно его... Он должен презирать меня! - проговорила Людмила.